- Иван, Вы изначально хотели стать иконописцем?
- Не совсем так. Я всю жизнь хотел быть рок-музыкантом, даже когда учился в Палехском Художественном Училище. Но когда попал в Дивеево, произошло полное переосмысление.
- Работе в Дивеево предшествовала учеба. Не секрет, что в училище основной акцент - на лаковой миниатюре.
- Лаковая миниатюра – наследие иконы. До Революции в Палехе писали иконы. Когда они оказались под запретом, палехские художники нашли себя в лаковой миниатюре. Техника исполнения, приемы остались прежними.
- Расскажите, как складывался Ваш творческий путь до работы в мастерской «Палехский Иконостас»?
- Представьте, у меня молодая семья, грудной ребенок. Жили в деревне. Ни газа, ни воды, ни света. Готовили в настоящей русской печи. Дрова рубил в лесу, воду носил с родника. И так почти год. Тяжело было. Состояние уныния и безысходности. И тут получаю предложение поработать позолотчиком в Дивеево.
Там произошло внутреннее становление. Это сродни первому причастию. Когда ты впервые с этим сталкиваешься, у тебя открывается первая благодать. Потом она затухает. И тебе, чтобы опять её испытать, нужно немного погрузиться в церковную жизнь, провести работу над собой, исповедоваться, помолиться, причаститься, еще раз и еще раз. И когда ты начинаешь постоянно жить духовной жизнью, обретаешь силы.
Наша работа – это тихая молитва. Работая, мы внутренне меняемся. Соприкасаясь с таким материалом – старинными иконами, фресками, невозможно не меняться.
Я начал с позолоты, продолжил орнаментами, а затем, уже в Подмосковье, стал бригадиром, писал одежды.
- А как попали в мастерскую «Палехский Иконостас»?
- Я давно дружу с иконописцем Альбертом Тихановым. Он и пригласил меня сюда в 2018 г. Начал с росписи Собора Святителей Кирилла и Лаврентия Туровских в г. Туров, Республика Беларусь.
- В Турове Вы показали свои способности. Новый проект не заставил себя ждать?
- Да, практически сразу взялись за роспись Собора Рождества Пресвятой Богородицы в Инзе. В этом проекте мы уделяли внимание цветовым пятнам, композиционному расположению элементов, орнаментам. Использовали художественный прием рефть. Фоны получились очень красивыми, мерцающими.
- Где Вы научились этому приему? В Палехе?
- На самом деле в Палехе есть проблемы на стадии обучения, некая замкнутость, закрытость. Уезжая в другие города, работая плечом к плечу с художниками из Суриковской, Строгановской Академий, учишься новым приемам. А потом, возвращаясь в родной поселок, находишь в музее старинные палехские образцы и понимаешь, что всё это и раньше применялось в Палехе, но по объективным причинам было утрачено.
- Получается, Вы учились у других художников?
- Доучивался. Базис в училище дается, а дальше от человека зависит. Талантливых людей много, но хватит ли терпения, сил, усидчивости, чтобы в себе эти таланты развить?! Есть люди, которые всю жизнь пишут орнаменты и даже не стремятся расти. Но бывает и наоборот, приезжают, начинают работать, и постепенно понимают, что им тесно становится в бригаде. Каждый творческий художник в нашем замкнутом иконописном мире – личность. И если художник талантливый, развивающийся, то ему нужна самостоятельность, свобода. А когда у меня в бригаде десять таких, то чтобы добиваться результата важно соблюсти баланс, найти общий консенсус.
- Какой Вы руководитель?
- Мягкий. Для меня главное – то, что внутри коллектива происходит, а мои внутренние терзания – мой крест. Я сам инициативный, и для меня важно, чтобы окружение было таким же.
- Руководство говорит, что Вы нестандартные задачи щелкаете, как орешки. Это врожденное качество?
- Скорее всего да. Мама - очень сильная по характеру. И мне с детства приходилось делать всё, что требовалось.
К примеру, Анатолий Владимирович (прим. – руководитель мастерской «Палехский Иконостас») ставит задачу, которую нужно выполнить в короткие сроки. Я понимаю, что это нереально, но никогда не скажу об этом. А просто сделаю всё, что в моих силах, чтобы эту задачу решить качественно и максимально быстро.
- Что Вам ближе – руководить художниками или самому писать?
- Легче и проще дается руководство, но рисовать я люблю больше. Через письмо я развиваюсь творчески. Я не могу работать с людьми, у которых за спиной три высших художественных образования, если при этом сам не развиваюсь, не расту профессионально. Мне важно, чтобы окружение так же «болело» творческим развитием, как и я.
- Иван, приходилось ли Вам разрабатывать иконографию?
- Да, на проекте в Грозном, иконографию жития Даниила Московского. Но на самом деле в этом нет ничего сложного. Собираешь материал, изучаешь, смотришь, что и как было сделано до тебя, и почему именно так. И постепенно понимаешь, какое решение подойдет в конкретном проекте. Приходишь со своими идеями к руководству, и начинается мозговой штурм. Это соборная работа. Появляются какие-то очертания, потом начинаешь прорабатывать детально. И постепенно выстраивается композиция, цвет.
- Бывает ли такое, что Ваша идея не принимается руководством? Переживаете?
- Всегда нужно свою гордыню убирать. Когда ты один, в тебе кипят бури творчества, но здесь можно уйти не в ту сторону. А когда идет соборная работа, нужно понимать, что ты – всего лишь винтик, одна шестеренка из всего процесса. Мне дают идеи, которые нужно сгенерировать. Это сродни притокам, входящим в реку. Они образуют большое озеро. Это и есть наша готовая работа. Всей мастерской «Палехский Иконостас», а не моя лично.
- Какое, на Ваш взгляд, самое главное качество иконописца?
- Смирение. Для меня смирение – одна из главных добродетелей. Я считаю, наша работа не любит экспрессии, характерности. Всё должно проходить спокойно.
- Насколько важно слышать заказчика?
- В Астрахани мы расписывали верхний храм. Отец Константин, настоятель храма Святой Живоначальной Троицы, - удивительный человек, философ. Здесь важно было понять, услышать и сделать, как он видит. Он – мыслитель, поэтому реализовывать его идеи было очень интересно.
- Над каким сюжетом легче всего работалось?
- Не поверите! Над «Страшным судом»! До этого проекта ни разу не приходилось обращаться к такому сюжету. Но что удивительно, написать образ Святого – большая работа, а эти ребята, бесы, сами из-под кисти выскакивают. Такое чувство, будто ждут, чтобы их изобразили. А потом это сопровождается какими-то внутренними переживаниями.
- Насколько я знаю, сейчас расписываете храм в Грозном. Расскажите подробнее о проекте?
- Проект очень творческий. К примеру, у нас было два варианта, какой сюжет изобразить на западной стене. Первый – Страшный суд. Мы были к нему готовы. Но пришли к выводу, что в военном храме такой сюжет неоднозначный. Когда приходишь в храм, чтобы помолиться, духом окрепнуть перед уходом на войну, а выходя из храма, видишь Страшный суд, - это тяжело…
И мы соборно приняли второй вариант – «Благословенно воинство Царя Небесного». Сюжет такой. Православные воины идут с похода на Казань, и те, кто умерли, по реке жизни уходят в рай, небесный Иерусалим, где Богородица со своим сыном Иисусом Христом передают венцы мученические, и ангелы одевают эти венцы на голову русским витязям. Сложная композиция. Военные сразу её приняли.
- Что самое сложное было в этом проекте?
- Для меня самое трудное – эскизная работа на стадии разработки. А воплощение всегда немного отличается от эскизов.
Композиционные задачи были очень интересными. Храм посвящен Даниилу Московскому. Его житие - это житие человека, который первым дал отпор захватчикам, не сделав ни единого выстрела. Он показал внутреннюю силу, сплотив князей внутри страны. Передо мной стояла задача провести эту сюжетную линию через весь храм, чтобы не вызвать агрессию, а показать именно суть правления Даниила Московского, его путь к святости, через композиционное настроение, цветовую тональность.
Было нелегко. Творческие муки всегда присутствуют. Не всё получается с разбегу. Бывает – напишешь, и понимаешь, что не то. Переделываешь по нескольку раз. А потом оказывается, что первоначальный вариант – был верный. И возвращаешься к нему. Очень помогает соборная работа с бригадой.
- У Вас бывает такое, что проецируете житие святого на свою жизнь. И задаете вопросы, а смог бы я так?
- Всегда. К примеру, мы знаем, что Николай Чудотворец был очень строгим ревностным христианином, но в тоже время очень добрым. Иконописец все эти качества должен показать в одном образе. Важно попасть в это состояние. Сделать это практически невозможно, но стремиться нужно. Когда будешь изучать, читать, проникаться, проецировать на себя, тогда сможешь приблизиться к написанию образа.
Внутренняя работа очень тяжелая. Проработав неделю на росписях в Грозном, могу в воскресенье просто лежать и ничего не делать. Либо напротив иду в горы, возвращаюсь насквозь сырой, ноги не идут, а утром встаю, и как новенький.
- Что для Вас самое важное в профессии?
- Начну с ответа на вопрос, почему больше люблю работать на стене в храме, а не писать икону в Мастерской. Я не могу сидеть на одном месте. Для меня важно постоянно находиться в движении. Общаться с разными людьми, путешествовать в разных климатических поясах. Мы не просто работаем, мы живем. У нас есть семьи, дети, хозяйство, хобби. Но именно эта работа позволяет чувствовать себя живым. Мне повезло! Путешествуя, общаясь с людьми, я постоянно приобретаю опыт, совершенствуюсь, развиваюсь.
Почему стена, а не икона? В иконе нет свободы, лично для меня. Это замкнутый мир. На стене больше простора. По лесам ходишь, леса шатаются, адреналин вырабатывается. Постоянно приходиться думать, рисовать, двигаться. Не успеваешь засидеться, состарится.
Рост в профессии для меня в приоритете. Каждая новая задача, поставленная руководством, - это вызов! Начинаю искать материал, создавать новые композиции, смотреть на уже известный сюжет с другого ракурса. И всё это мотивирует развиваться, не останавливаясь на достигнутом.
- Если подытожить, что лично Вам дала работа в мастерской «Палехский Иконостас»? Что приобрели?
- Приобретаю. На этот вопрос я отвечал буквально пару дней назад.
Мне интересно работать в разных направлениях, с разными людьми. В мастерской «Палехский Иконостас» у меня есть возможность вести проект практически от идеи до воплощения. Казалось бы, по местным меркам, «Палехский Иконостас» - крупное предприятие, в котором всё подчинено определенному механизму. Но на удивление у меня здесь практически полная свобода творчества.
Я работал в Москве с ведущими мастерскими, и не встречал такого подхода. Здесь у меня есть возможность пройти творческий путь на каждом проекте росписи храма.
- Вы – счастливый человек!
- Да, наверное. Но не только из-за этого, а вообще в принципе, счастливый!
Февраль 25, 2021
